|
|
|
|
|
|
|
|
Н Е С Е Р И Й Н Ы Е Р О М
А Н Ы
|
|
~ Жизнь После Жизни
«Life After Life» ~
Аннотация:
В Лисьей Поляне, метелью отрезанной от внешнего мира,
рождается девочка - и умирает, еще не научившись дышать. В Лисьей Поляне,
метелью отрезанной от внешнего мира, рождается та же девочка - и чудом
выживает, и рассказывает историю своей жизни. Рассказывает снова и снова. Пока
не получится правильно прожить двадцатый век: спастись из коварных волн;
избегнуть смертельной болезни; найти закатившийся в кусты мячик; разминуться с
опасным ухажером; научиться стрелять, чтобы не промахнуться в фюрера. ЖИЗНЬ
ПОСЛЕ ЖИЗНИ - самый поразительный бестселлер 2013 года от автора таких
международных хитов, как «Человеческий крокет» и романы о частном детективе
Джексоне Броуди («Преступления прошлого», «Поворот к
лучшему», «Ждать ли добрых вестей?», «Чуть свет, с собакою вдвоем»), которые
Стивен Кинг назвал «лучшим детективным проектом десятилетия».
Год написания: 2013 год.
Издательство:
«Азбука-Аттикус»: серия «The Big Book» - 2014 год.
Перевод:
Перевод с английского Елена Петрова.
Отрывок из книги:
Январь 1915 года.
— Слыхали
новости? — спросила Бриджет…
Она сервировала чайный стол. Сильви хмуро смотрела на вязальные спицы, так и не решив,
есть ли у нее желание выслушивать новости из уст Бриджет.
В этом ряду нужно было убавить одну петлю на рукаве фасона реглан — Сильви вязала Морису практичный серый джемпер. Теперь все
женщины каждую свободную минуту хватались за вязанье: шарфы и варежки,
перчатки, носки и шапки, безрукавки, свитеры — лишь бы мужчины не мерзли.
Миссис Гловер
вечерами пристраивалась у кухонной плиты и вязала огромные рукавицы — такие
налезли бы на копыта тягловых лошадей Джорджа. Предназначались они, конечно, не
для Самсона с Нельсоном, а для их хозяина, который — при каждом удобном случае
гордо заявляла миссис Гловер в пику Сильви — ушел на фронт первым. Даже судомойка Марджори поддалась всеобщему увлечению и после обеда
принималась довязывать какую-то вещь, похожую на кухонную тряпку, хотя назвать
это вязаньем можно было лишь с большой натяжкой. «Дырок много, шерсти
мало», — припечатала миссис Гловер, а потом
отвесила девчонке подзатыльник и велела не отлынивать от хозяйственных дел.
Бриджет один за другим выдавала какие-то
бесформенные носки — вывязать пятку было ей не по уму — для своего нового
возлюбленного. Она «отдала свое сердце» некоему конюху из Эттрингем-Холла;
звали его Сэм Веллингтон.
— Старый перечник, ясное
дело, — приговаривала она по нескольку раз в день, хохоча до упаду над собственной шуткой.
Бриджет посылала Сэму Веллингтону
сентиментальные открытки, на которых были изображены парящие в воздухе ангелы,
а внизу — плачущие у себя в гостиных женщины за накрытыми синелью столиками. Сильви как-то намекнула Бриджет,
что на фронт, видимо, предпочтительнее посылать более жизнерадостные
изображения.
На своем убогом туалетном столике Бриджет держала сделанный в фотостудии
портрет Сэма Веллингтона. Он стоял на почетном месте, рядом со старым набором,
состоящим из щетки для волос и гребня, которые отдала ей Сильви,
получив от Хью ко дню рождения несессер с серебряными
туалетными принадлежностями.
Прикроватную тумбочку миссис Гловер украшало аналогичное изображение Джорджа. Облаченный
в военную форму и робеющий перед объективом, Джордж Гловер,
совсем не похожий на Адама из Сикстинской капеллы, вытянулся во фрунт на фоне драпировки, напомнившей Сильви
побережье Амальфи. Сильви
размышляла о том, что все новобранцы прошли через один и тот же ритуал, дабы
подарить на память матери или возлюбленной свою фотографию, которая для многих
так и останется единственной.
— А вдруг его убьют, —
говорила Бриджет о своем суженом, — я хоть
вспомню, какой он с лица.
У Сильви
было множество фотографий Хью. Он тщательно
документировал свою жизнь.
Все дети, кроме Памелы, были наверху. Тедди спал
в колыбели, а если и не спал, то, во всяком случае, не жаловался. Морис и
Урсула занимались неизвестно чем — Сильви не вникала, коль скоро в утренней гостиной царила тишина,
изредка прерываемая подозрительным стуком в потолок и доносившимся из кухни
лязгом тяжелой утвари: это миссис Гловер выражала
свое неудовольствие — то ли войной, то ли неумехой Марджори,
то ли всем сразу.
Когда на континенте разгорелись
боевые действия, все завтраки, обеды и ужины были перенесены в утреннюю
гостиную: обеденный стол в георгианском стиле выглядел недопустимой роскошью в
пору военного лихолетья; теперь они обходились небольшим кофейным столиком
(«Можно подумать, это победу принесет», — фыркала миссис Гловер).
Сильви сделала знак Памеле,
и та послушно выполнила беззвучное распоряжение матери: обойти вокруг стола
следом за Бриджет и переложить столовые приборы. Бриджет не могла уразуметь, какие предметы сервировки
кладутся справа, какие слева, и не различала верх и низ.
Памела вносила свой вклад в поддержу экспедиционных сил тем,
что без устали вязала серые шарфы немыслимой и ненужной длины. Усидчивость
старшей дочери приятно удивила Сильви. Для будущего
девочки это очень полезное качество. Сильви, упустив
петлю, чертыхнулась, чем напугала Памелу и Бриджет.
— Ну, какие там
новости? — с неохотой спросила она.
— Норфолк бомбят с
воздуха, — сообщила Бриджет, гордясь своей
осведомленностью.
— Бомбят с воздуха? — Сильви подняла голову от вязанья. — Норфолк?!
— Налет дирижаблей, —
авторитетно пояснила Бриджет. — Вот что немчура творит. Им все равно, кого убивать. Злыдни. Они в Бельгии детишек пожирают.
— Ну… — Сильви поддела упущенную петлю, — это, видимо,
некоторое преувеличение.
Памела застыла, держа в одной руке
десертную вилку, а в другой ложку, как будто готовилась к атаке на тяжелый
пудинг миссис Гловер.
— Пожирают? — в ужасе
переспросила она. — Детишек?
— Нет, — строго одернула
ее Сильви. — Не говори глупостей.
Из недр кухни миссис Гловер крикнула Бриджет, и та
ринулась на зов. Сильви услышала, как Бриджет, в свою очередь, кричит играющим наверху детям:
— Ужин на столе!
Памела со вздохом умудренной жизнью
особы уселась за стол и, безучастно уставившись на скатерть, проговорила:
— Я скучаю по нашему папе.
— Я тоже, милая, —
сказала Сильви. — Ну, не грусти, сходи за
остальными, пусть моют руки.
Под Рождество Сильви
собрала для Хью объемистую посылку: обязательные
носки и перчатки, связанный Памелой шарф
невообразимой длины, а в качестве альтернативы — двухслойное кашне из тонкой
шерсти, собственноручно связанное Сильви и окропленное ее любимыми духами, «Ла
Роз Жакмино», чтобы муж вспоминал о доме. В ее
воображении Хью, доблестный рыцарь, надевал это кашне
под доспехи, перед тем как в бою защитить честь прекрасной дамы. Грезы о
рыцарстве сами по себе согревали душу, отгоняя темные мысли. Как-то в ветреную
пору она отправились с детьми на выходные в Бродстерс;
для тепла они надели гетры, безрукавки и вязаные шлемы; по воде до слуха
доносился грохот артиллерийской канонады.
В рождественскую
посылку положили также кекс с изюмом, испеченный миссис Гловер,
жестянку слегка кривобоких мятных пастилок, приготовленных Памелой,
сигареты, бутылку хорошего солодового виски и томик стихов — антологию
английской поэзии, большей частью пасторальной, не вызывающей слишком сильных
переживаний, — а вдобавок маленькую поделку Мориса (самолетик, вырезанный
из пробкового дерева) и рисунок Урсулы: синее небо, зеленая трава и с трудом
угадываемая собака. «Боцман», — на всякий случай вывела Сильви
по верхнему краю. Дошла ли до Хью эта посылка, она не
знала.
Рождество получилось безрадостным.
К ним приехала Иззи, которая
без умолку трещала ни о чем (точнее, о себе), а потом объявила, что записалась
в Добровольческий медицинский отряд и сразу после праздников отбывает во
Францию.
— Но, Иззи, —
возразила Сильви, — ты
же не умеешь ни ухаживать за ранеными, ни стряпать, ни печатать на машинке —
ничего путного.
Укор прозвучал более резко, чем ей
хотелось, но Иззи, этой кукушке, все было нипочем.
(«Вертихвостка», — вынесла свой вердикт миссис Гловер.)
— Коли так, — сказала Бриджет, узнав, что Иззи будет
служить милосердию, — мы в этой войне и до Великого поста не дотянем.
О своем ребенке Иззи не обмолвилась ни словом. Его усыновили какие-то
немцы; по расчетам Сильви, он считался гражданином
Германии. Даже странно: немногим младше Урсулы — и уже, по официальным меркам,
враг.
Перед Новым годом все дети, один
за другим, слегли с ветрянкой. Когда на лице у Памелы
проступила первая оспинка, Иззи ближайшим поездом
укатила в Лондон. Вот тебе и Флоренс Найтингейл, с досадой сказала Сильви,
обращаясь к Бриджет.
Урсула, со своими коротковатыми,
неловкими пальчиками, тоже не осталась в стороне от всеобщей страсти к вязанию.
На Рождество она получила в подарок французский набор для рукоделия в форме деревянной
куклы по имени La Reine
Solange; Сильви
объяснила, что это означает «королева Соланж», хотя и
«сомневалась» в существовании такой исторической фигуры. Королева Соланж была раскрашена в королевские цвета, а на голове у
нее красовалась затейливая корона, сквозь которую пропускались шерстяные нити.
Урсула оказалась образцовой подданной и все свободное время, которого у нее
было хоть отбавляй, посвящала вязанию длинных кривых полос, из которых потом
свивала салфетки и кособокие грелки на чайник. («А дырочки
где же? Для носика, для ручки?» — недоумевала Бриджет.)
— Чудесно, милая, —
хвалила Сильви, разглядывая салфетку, которая лениво,
будто спросонья, разматывалась у нее в руках. — Без ученья нет уменья,
запомни.
— Ужин на столе!
Урсула не откликалась. Сидя на
кровати, она сосредоточенно прислуживала ее величеству королеве Соланж — пропускала пряжу сквозь корону. «Не выбрасывать
же», — сказала Сильви про эту ветхую, с
узелками, бежевую шерсть.
Морису пришла пора возвращаться в
школу, но из-за ветрянки он задержался дома и переносил болезнь тяжелее, чем
все остальные: щеки у него до сих пор оставались рябыми, будто их поклевали
птицы.
— Еще с недельку посидите
дома, молодой человек, — сказал ему доктор Феллоуз,
но в глазах Урсулы старший брат был здоров как бык.
Он метался из комнаты в комнату,
томясь от скуки, словно тигр в неволе. Найдя под кроватью домашнюю туфельку
Урсулы, стал гонять ее, как футбольный мяч. Потом схватил любимую вещицу Памелы — китайскую статуэтку, изображавшую даму в
кринолинах, — и подбросил к потолку, да так, что фигурка с тревожным
«дзинь» ударилась о матовое стекло люстры. Выронив из рук вязанье, Урсула в
ужасе зажала рот ладошками. Дама в кринолинах мягко приземлилась на стеганое
атласное одеяло Памелы, но Морис уже успел схватить
оставшуюся без присмотра деревянную королеву и стал кружить с ней по комнате,
изображая из нее самолет. Урсула провожала глазами королеву Соланж,
за которой тонким хвостиком развевалась торчащая изнутри шерстяная нить.
И тут Морис совершил самый
отвратительный поступок. Он распахнул мансардное оконце и, впустив в комнату
незваный холод, швырнул деревянную королеву во враждебный мрак.
Урсула без промедления подтащила к
окошку стул, забралась на него и высунулась наружу. В омуте света, падавшего из
окна, ей удалось разглядеть королеву Соланж, которая
застряла в шиферном желобе между двумя скатами крыши.
А Морис уже стал индейцем: с
воинственным кличем он прыгал с кровати на кровать.
— Кому сказано — ужин на
столе! — более настойчиво прокричала Бриджет с
нижней лестничной площадки.
Урсуле было не до них; ее храброе
сердечко стучало как молот, когда она протискивалась
сквозь мансардное оконце (задача не из легких), твердо решив спасти свою
повелительницу. Не успела она поставить ноги в тапочках на обледенелый шифер,
как опора заскользила прочь. Со слабым криком Урсула потянулась к вязальной
королеве, проносясь мимо, словно на санках, только без санок. Заграждения на
крыше не было; ничто не смогло затормозить спуск, и Урсула, разогнавшись,
вылетела в объятия черных крыльев ночи. С ощущением стремительности, почти
радости, она упала в бездонный воздух — и все закончилось.
Наступила темнота.
Видео:
Отзывы:
Очень противоречивые чувства
вызывала эта книга во время прочтения.
Поначалу было безумно интересно! В
красивом английском поместье рождается девочка, и сразу умирает, но потом
история начинается снова, то есть девочка рождается опять, и уже живет. Живет и
растет, пока годика эдак в четыре не умирает снова. Случайно. Тонет в море. А
потом опять рождение, рост, но случай с морем не повторяется, так как девочка
смутно осознает, чего ей нужно опасаться. Еще через год происходит очередная
смерть – кукла вылетает в окно, скользит по обледеневшей крыше, спасти ее не
удается, как и нашу девочку, бросившуюся вслед за игрушкой.
Думаю, вы уже поняли – дальше
история снова возвращает нас к рождению.
Скажу вам, что смертей было много,
ни одна не повторялась, каждая приходила неожиданно и заставляла меня
переживать, да не очень, ведь я знала, что для нашей героини есть еще шанс.
Спросите, какова же была цель
всего этого перерождения, что же такого должна была совершить в итоге Урсула (глав.героиня), за что ей было
даровано столько жизней? Хм… Я так и не поняла. Серьезно.
Ну вот вроде бы было кое-что
грандиозное, что сделала наша девушка в одну из жизней (не спрашивайте – не
скажу ;) ), но мне показалось, что это не стало именно тем предначертанием,
ведь после соделанного она снова умерла… и родилась…
и больше такого не делала.
В общем, ближе к концу я немного
заскучала. Много было Второй мировой войны, которая
навевала печальные мысли, много было разных решений и действий Урсулы, которые
мне совершенно не нравились, множество различных судеб прошло сквозь жизни
героини, на фоне которых ее собственная казалась то слишком трагичной и грустной,
то слишком глупой и пустой.
Сам конец меня порадовал. Не то,
чтобы хэппи энд, но и не печаль печальная.
Как итог скажу, что не жалею о
потраченном на книгу времени, и даже советую ее другим, она все же сумела меня
чем-то «зацепить».
Ах да, и еще одно. Как по мне, то
Урсуле все же было лучше умереть совсем малюткой…
Присуждаемый балл: 8!