|
|
|
|
|
|
|
|
~ Новогодняя Сказка
про Тётеньку и Дяденьку ~
Здравствуй, Дружок! Я расскажу тебе сказочку… да,
не одну!
* * *
В самом дорогом городе мира жил-был дяденька. Не
низок, не высок, а вылитый Пьер Безухов.
«Какой такой «Пьер»?» Не знаешь еще? Ну, пусть
будет Гарри Поттер, надутый через волшебную
соломинку.
И слыл этот самый дяденька великим алхимиком. Всё,
на что он обращал свой взор, мигом превращалось в злато-деньги! А
деньги эти веселыми, весенними ручьями сбегались в его чертог, под названием
«Банк».
Вот в этом чертоге, над златом, и чах дяденька все
свои дни. А когда усталое солнце уплывало почивать, заезжала за алхимиком
карета, запряженная в триста лошадей, и уволакивала в
дремучий лес. В тот лес, где врос в землю огромный, серый замок.
И все свои вечера бродил дяденька один-одинешенек по темным залам и
только его бокал с зельем не был пустым в этом замке.
Но, ах, сколько волшебниц и колдуний мечтало
побродить хозяйками по этому замку!
И, ах, сколько прелестных ведьмочек мечтало
поехать чахнуть на деньги дяденьки куда-нибудь в Куршевель,
или на Лазурный Берег…
Ах, ах, ах… но, увы, для своекорыстных и злых!
Дяденька был заговорен добрыми волшебниками - своими родителями. Плохо ли это, хорошо ли,
но он сразу понимал, что на самом деле любит очередная колдунья.
«Меня или мои деньги?»
«Деньги!» -
догадывался дяденька и скрывался в чертоге, или замке, охраняемый
дядькой Черномором и его тридцатью тремя «секьюрити».
Но в один из черных дней
поздней, ненастной и несносной осени самая-самая настойчивая вампирша решила
добиться таки своего. Во что бы то ни
стало!
Она погналась за каретой дяденьки, на крутом
повороте обогнала, и лихо остановила своих коней на скаку.
Но карета дяденьки была настолько тяжела, что кучер
не смог остановиться и понесло их прямо на вампирочку-дурочку…
Пусть дяденьку несет навстречу Судьбе, а ваш
сказочник пока начнет другую сказочку…
* * *
…В соседнем государстве жила-была тётенька. Не «давным, давно…», а исторически совсем недавно дяденькино царство и тётенькино государство
были едины. Но собрались три колдуна в чаще-пуще, поворожили и… и проснулись как-то тётенька и дяденька по разные стороны
пограничного столба!
Дяденька наш, он и в Африке – дяденька! Здесь ему
всё это колдовство «по барабану» было, а в Африке «по тамтаму» бы стало… А на Севере бы «по бубну»… Одним словом, дяденька
продолжал спокойно свои алхимические превращения, «весь покрытый «зеленью»,
абсолютно весь»…
А вот тётенька трудилась помощницей лекаря. И когда
случился этот навороженный «трах-бах»
- лечиться больным вдруг стало не на что. И жить-быть тётеньке, соответственно,
стало не на что. И родителям её, старикам, понятно, как вдруг зажилось.
И пришлось тётеньке поехать в дяденькино
царство, чтобы денежек заработать. Приехала, но лекари местные брать её в
помощницы не стали. Своих, сказали, хоть пруд пруди,
хоть возами вози!
Но посоветовали лекари те:
- А зачем тебе, красавице писаной, с болезнями
чужими маяться? Посмотри на столбы верстовые – тебя
грамоты зазывают!
Посмотрела тётенька на призывы, подумала и решила:
«Нет, не меня!»
И стала улицы подметать. Месяц метлой отмахала –
чуть с голоду не умерла. А больные родители дома тоже чуть Богу душу не отдали
без лекарств!
Так их жалко стало тётеньке, что
поплакала-поплакала, да пошла по зазывному адресу. А там, известно, встретили с
распростертыми руками. Грязными и загребущими. И сразу пошла тётенька по этим
рукам…
Определили её на службу около дороги столбовой. И аккурат около той, по которой дяденька наш ездил. Но
дяденька не обращал внимания на таких тёть.
А вот другие добрые дяди, наоборот, часто-часто останавливались и спрашивали:
- Тепло ли тебе тётя?
И грели её, и денежки даже давали.
Да вот колдовство-то, какое получалось: от тепла
пылкого дядь этих, от денежек их засаленных, не таяло сердце тётеньки, а все
каменело и каменело…
* * *
Ну, а теперь пришло время двум нашим сказочкам и
сойтись.
* * *
…Не удержал кучер карету дяденькину
и с тяжким грохотом и скрежетом вбилась она в вампирову!
Вмиг – обе чудо-колесницы
вдрабадан, в груду и в куски!
Затих шум было, но затем сразу – бух! И – «у-у-у-у-у» -
огонь занялся и понесся по разорванному металлу!
Вся дорога встала! Повозки, кареты, колесницы
запрудили проезд. Люди повыскакивали, но никто не бросается спасать горящих.
Смотрят, заворожено на огонь и… стоят.
Так бы и сгорел дяденька, но… Но
на чудо тётенька наша рядом оказалась! Кому огонь сердце каменное только
потешил, а её сердечко растаяло от жалости. Забилось сердечко да бросило в
огонь во имя спасения!
Как рвала дверь, как вытаскивала с сиденья, как
тащила грузного человека от огня? Чем кровищу остановила, как заставила сердце
забиться, а легкие - задышать? Спроси тётеньку – не ответит!
Только когда «Карета скорой помощи» увезла дяденьку
в Центральную лекарню,
только тогда вздохнула облегченно тётенька. Вздохнула, да упала тут же на
землю. Сама, спасая, обгорела, да изрезалась вся, сколько крови потеряла!
Что ж и тётеньку отвезли в лекарню.
Не Центральную, понятно, но тоже отвезли и мал-мало
лечить принялись…
…Пролетели три месяца. Каких только заморских и
местных лекарей не зазывали к страдальцу-дяденьке! Какими только магическими
пасами и волшебными зельями не лечили болезного! Но…
Но не это было главным, что удержало дяденьку на
Белом Свете. Все дни и ночи видел он, как наяву, лик прекрасной, доброй незнакомой тётеньки,
которая плакала, но с отчаянной силой кричала:
- Не уходи, милый! Не уходи, родной!
И так искренне, и так самоотверженно, что удержало
это дяденьку на Краю, невероятно захотелось ему встретить незнакомку, и он
выздоровел!
Выздоровел и стал искать тётеньку. Но не было
следов никаких! Да, мы ж с вами знаем почему…
Иммигрант без разрешительной грамоты… Вроде,
есть человек – а ищи-свищи, вроде, как нет его!
Поскучнел опять дяденька, затосковал вновь, хоть
вой, хоть плач.
Так и Новый Год подошел. К кому-то на крыльях
радость прилетела, Праздник волшебный, самый расчудесный в году!
А у дяденьки одна радость – зелье вечером. И нет
разницы, что «праздник», что тебе обычный вечер…
Так и ехал он в замок в канун Нового Года, аж, под самые «…часы двенадцать бьют…».
Ехал, смотрел по сторонам, да жалел тёть по
окраинам дороги: «Тоже страдальцы! Ни праздника им, ни дома теплого, да
душевного…»
Думал так тоскливо, и вдруг как закричит:
- Стой!!!
Не успел кучер осадить лошадей, а дяденька уже
бежал. Подбежал и выдохнул:
- Вы!
- Я, – просто ответила тётенька. (Она
это была! Наша тётенька!)
Ничего боле не сказал дяденька
(а что скажешь? Тут, или
сутки говорить и говорить, или…), а крепко-крепко сжал руку тётеньки, да повел
в машину.
Ах, стрелой долетели до замка! Ах, как весело
забегали помощники, повара, богатыри Черномора по
замку! Ах, да как не развеселишься, как не возрадуешься, если тоска зеленая ушла, а Праздник пришел!
Раз – и свет заполнил весь замок и всю округу, не
оставив ни одного темного и скучного уголка!
Два – и мигом празднично обрядили-раскрасили
ближнюю елочку: фруктами, конфетами, ватой, блесками и мишурой!
Три – и накрыли новогодний, богатейший стол под
серебро, хрусталь и свечи!
Четыре – налили лучшее шампанское!
Пять – не сдержав радость и восторг, все прокричали
то, что было в душе:
- За Новый год! За всех нас! За дяденьку! За
Бога!!!
А дяденька дождался, когда закончатся восторженные
крики, и сказал тихо тётеньке:
- За Вас! А теперь уже и за нас двоих!
* * *
Тут и сказочке конец!
- А что в той сказке дальше было? – спросят меня.
- Было, конечно, всё было! – отвечу я. – Но
началась уже не сказка, а Жизнь. Да, Жизнь прекрасная и волшебная, но это уже
не сказка… Это уже лучше любой самой лучшей сказки!
И я Вам, мои Читатели, желаю в Новом году начать не
выдуманную сказку, а новую, прекрасную и волшебную Жизнь!
Конец сказочке – начало Жизни новой, доброй!