|
|
|
|
|
|
|
|
Н Е С Е Р И Й Н Ы Е Р О М А
Н Ы
|
|
|
~ Прекрасное Разнообразие «The Beautiful Miscellaneous» ~
Аннотация:
Роман молодого американского писателя Доминика Смита «Прекрасное
разнообразие» это история взросления и преодоления родительских ожиданий,
близкая и понятная каждому. Подросток Натан
Нельсон живет в благополучной семье, но при этом чувствует себя одиноким.
Он сын известного физика-ядерщика, без пяти минут нобелевского лауреата.
Гениальный отец мечтает вырастить гениального сына, а Натан - самый обычный
школьник, не обладающий никакими особенными талантами. Наступает день, и все
меняется: после автокатастрофы у Нагана открываются необыкновенные способности,
но их природа для отца мальчика загадочна и требует рационального объяснения.
Отношения отца и сына становятся еще сложнее. Замечательный роман Доминика
Смита можно по праву поставить в один ряд с произведениями таких классиков
американской литературы, как Харпер
Ли и Джером Сэлинджер…
Год написания: 2007 год.
Издательство:
«Азбука»: серия «Книга Открытие» - 2012 год; серия «Азбука-Классика
(pocket-book)» - 2013 год.
Перевод:
Перевод с английского А. Степанов.
Отрывок из книги:
Мои родители хотели, чтобы их сын
вырос гением. Отец получил некоторую известность в области квантовой физики
благодаря своим экспериментам с кварками. Мать происходила из старинного рода,
среди ее предков были священнослужители и музейные хранители, люди гордые и величавые.
Я рос самым обыкновенным ребенком, но все мое детство родители ждали, что на
меня вот-вот снизойдет озарение.
Зимой 1979 года, когда мне
исполнилось девять лет, отец повез меня в Манитобу
посмотреть на солнечное затмение — видимо, в надежде, что это станет для меня
началом новой жизни. Всю ночь мы ехали по заледеневшим равнинам Висконсина мимо
занесенных снегом ферм. Отец рассказывал о больших затмениях, которые случались
в прошлом. В 1970 году он видел гигантский желтый хвост кометы, осветивший своим
мерцающим светом все восточные штаты. На лицо отца падал мягкий свет от
приборной доски нашего автомобиля, и казалось, что его нечесаная борода — такую мог бы носить и дровосек с севера, и немецкий философ
— сияла изнутри. Говорил он странно: сначала был многословен, а потом замолкал
минут на пятнадцать. Во время этих пауз мне казалось, что мы въезжаем в долины
молчания.
Мы проехали Северную Дакоту и
пересекли канадскую границу. Отец рассказывал мне о том, что происходит во
время затмения летом:
— Птицы прекращают петь и
устраиваются на ночлег, цветы закрываются, медовые пчелы перестают летать.
Он отхлебывал кофе прямо из
термоса, и изо рта у него неприятно пахло. Когда он произнес слово «медовые»,
запах стал совсем невыносимым. Я отвернулся и притворился, что смотрю в окно.
— Природа думает, что пришло время
сна, Натан. Это можно назвать дремотой энергии.
В зарослях его бороды блеснули
мелкие белые зубы. Улыбка показалась мне какой-то напряженной. Я думал, что он
рассмеется, но отец снова принял невозмутимый вид.
— Продолжительность затмения
составит две минуты и сорок девять секунд, — объявил он.
— Это недолго, — заметил я.
Отец положил на место термос из
нержавеющей стали и всплеснул своими тонкими руками:
— В физике это целая вечность!
Затем он положил обе руки на руль
так, что они оказались в позиции «10 часов» и «3 часа», но при этом продолжал
посматривать на меня. Видимо, он ожидал моего согласия с тем, что три минуты —
это и в самом деле огромный промежуток времени. Я кивнул, но он уже отвернулся
и смотрел вперед, постукивая по рулю. Я испугался, не перебрал ли он кофеина.
Отец включил радио. Послышалось шипение атмосферных помех.
— На самом деле, Натан, время —
это поток. Слышишь эти помехи?
— Да.
— Десять процентов этого шума
обусловлены остаточными микроволнами Большого взрыва. Все сущее произошло из
одной-единственной сингулярности.
Он покачал головой, как будто не
мог в это поверить. Мой отец не умел говорить с детьми, в нашем городке в
Висконсине все это знали. Однажды я видел, как он на лужайке перед нашим домом
читал лекцию о параболическом движении мальчишке — разносчику газет.
Отец не верил в Бога, но это
путешествие было для него чем-то вроде паломничества. Мы ехали всю ночь, чтобы
увидеть событие, которое будет длиться меньше, чем песня из хит-парада. Правда,
поездка имела и другой смысл: для меня это было испытание. Отец верил, что
гениальность начинается с момента просветления: человек как бы просыпается. Он
рассказывал, что Эйнштейн в детстве заболел, а когда выздоровел, ему подарили
компас — и это навсегда его изменило: он захотел понять, как устроена
Вселенная. Вот и отец искал знамений и озарений для меня, ждал, когда о нос
моего корабля разобьется какая-нибудь космическая бутылка шампанского и корабль
поплывет.
В восемь часов утра наш «олдсмобиль» остановился на
обочине фунтовой дороги, и мы приготовились к небесному спектаклю: Луна должна
была подобраться к восходящему Солнцу. Перед нами простирались окаймленные
кленами заснеженные поля, по которым были изредка разбросаны известковые валуны.
В ямах на снежной поверхности гнездились темно-синие тени. Кучевые облака, по
форме напоминавшие человеческие мозги, медленно плыли на север, но в целом день
обещал быть ясным. Мы не выключали двигатель и не выходили из машины, пытаясь
согреться. Потоки теплого воздуха с шумом вырывались из отверстий на приборной
доске, наполняя салон повторяющимися механическими звуками.
Отец оттянул манжет и взглянул на
часы. Я увидел его худое запястье и царапины на месте расчеса.
— Шоу сейчас начнется, — объявил
он.
«Сейчас», как
оказалось, означало целый час ожидания в холодной машине. Луна медленно, едва
заметно, подбиралась к Солнцу. У нас не было ни крошки во рту с самой
Миннесоты, и я бы охотно променял затмение на парочку печений «Фиг Ньютон». Но вот наконец темное
полукружие Луны стало входить в нимб Солнца. Как будто кто-то откусил кусочек
от края солнечного диска. Отец достал из бардачка специальные солнцезащитные
очки. Мы нацепили их, и свет сразу изменился: на заснеженные поля легли
глубокие синие тени; голые кроны кленов пронизали узкие пучки света. Все было
покрыто пятнами.
— Свет становится непостоянным,
потому что солнечные лучи проходят через зазубренный край Луны, — объяснил
отец.
— Жалко, что мы не взяли с собой
горячего шоколада, — сказал я.
Отец взялся за ручку двери со
своей стороны, собираясь выходить.
— А можно, я тут останусь? —
спросил я. — Мне и тут все эти штуки будет видно. И даже лучше, чем там, потому
что ветер не будет дуть в глаза.
Отец ошеломленно уставился на
меня. Огромные темные очки делали его какой-то карикатурой на слепого.
— Эти штуки? — переспросил он. —
Ты что, думаешь, это фейерверки во дворе? Это небесное явление огромной
важности. А ну, вылезай из машины!
Он открыл дверцу, вылез из машины
и направился в сторону затмения. Я поплелся следом за его длинной неуклюжей
фигурой. Мы тащились по снежному полю, причем он проваливался по колено, а я увязал чуть ли не по пояс. Во влажном воздухе чувствовался
запах сосновой смолы. Отец шел вперед, задрав голову к небу.
— Это выглядит как прокаленное
стекло, — сказал он, замедляя ход.
Я понятия не имел, как выглядит
прокаленное стекло, но мне почему-то представилось, что оно очень светлое.
Сквозь солнцезащитные очки все казалось немного плоским и коричневатым. Мы
замерли. От Солнца осталась узкая полоска света, сиявшая над темным диском
Луны. Мы моргали, глядя на нее. Потом полоска исчезла, и весь мир затопила
тьма. Стоящие в ряд сосны превратились в смутный чернильный силуэт. Я слышал,
как равномерно и глубоко дышит отец. Выражение лица у него
было спокойное, как у молящегося во время службы.
Когда Луна полностью закрыла
Солнце, сделалось темно почти так же, как ночью. Я держал руки в карманах, изо
рта у меня шел пар. На небе появились яркие звезды, а огромные медленные облака
совсем потемнели. Стоя под небом цвета пепла и глядя на холодную Луну, я чувствовал себя как
при конце света.
Но вот затмение кончилось.
Показалась светлая полоса, корона вокруг Луны стала размытой, и наконец хлынул свет — как будто кто-то поднял вуаль. Отец
снял темные очки и, прищурившись, посмотрел на Солнце. Глаза у него были
карие, цвета чая.
— Вот, значит, каким оно было,
Натан, — сказал он.
— Что «оно»? — не понял я.
— Ну, твое озарение или вроде
того.
Повисла долгая пауза.
Отзывы:
Я, в общем-то, так до конца и не
разобралась, понравилась мне книга или нет. Да, заинтриговала, да, немного
зацепила, да, заставила призадуматься, но вот понравилась ли...
Совершенно не представляю, как это
- расти в семье гения, быть предметом несбыточных ожиданий родителей, жить
навязанной ими же жизнью, поэтому не могу судить насколько
правильно мыслил и поступал главный герой, насколько верную линию
поведения избирал он в определенные моменты жизни. Я его вроде бы как старалась
понять, посмотреть на все с его точки зрения, но у меня так и не получилось. К
примеру, мне совершенно не понятно, отчего он все детство страдал от нехватки
отцовского внимания, но так ни разу и не признался ему
в этом. Он соглашался на все, что ему предлагалось родителем, втайне мечтая,
чтобы тот просто свозил его в Диснейленд, просто поговорил с ним по душам о
чем-то самом обыкновенном, просто побыл ему папой. Как можно было хранить эту
обиду до самого конца? Как можно было не попытаться что-нибудь изменить, пока
было время?
Проще простого свалить всю вину на
объект своих же обид, тогда и совесть чиста, и сомнения не мучают.
Папа, в общем, тоже не был
идеальным. Но я ему это простила. Легко. Сама всю жизнь росла без отцовского
внимания, зато мой отец много работал, и я ни в чем не нуждалась.
Что касается мамы, так о ней я
вообще говорить не хочу - она прошла «мимо» меня, не оставив никаких чувств,
кроме разве что, легкого недоумения по поводу ее дурацких
увлечений.
Мне искренне жаль, что история
этой семьи закончилась именно так, а не иначе. Жаль, что три родных человека
прожили жизни параллельно друг другу, так и не найдя точек соприкосновения...
Присуждаемый балл: 7!